Счастливой Пасхи!

Буся и Вуся сегодня идут на концерт - слушать классическую музыку.

Буся одел свой лучший свитер с дыркой на животе, и поехал через весь город на велосипеде к концертному залу, чтобы встретить там Вусю, которая едет в битком набитом трамвае.

Причем едут они из одного и того же пункта.

Ранняя весна обдает пронизывающим холодом. Но впереди теплая встреча.

Вот они уже в фойе концертного зала, и Вуся спрашивает:

- Ты распечатал билет, который я послала по электронной почте?

- Нет, - удивляется Буся, - А что, надо было? Я просто отдам тебе половину... Сколько он стоит?

- Ну, хорошо,- говорит Вуся, у меня есть запасной, правда, я на нем написала свои заметки, но это ничего.

И так они уже сидят в самом центре шестого ряда.

- Но здесь будет громко! - Говорит Буся, - дай-ка мне салфетку. И сворачивает из обрывков бумажные затычки, умело вставляя их в уши.

Впереди - в пятом ряду, юная пара - у них сегодня первое свидание.

Высокий темноволосый, тот что слева, все время наклоняется к своему спутнику, тоже высокому и красиво стриженному юноше, они перешептываются и держат друг друга за руки.

С головы темноволосого предательски свисает длинный, явно посторонний, волос.

(Во всем надо уметь читать знаки).

- Ты похож на инвалида, - смеется Вуся, - подумают глухой пришел слушать Вагнера.

Буся неуверенно достает затычки. Он растерян.

- Сегодня футбол, - говорит он. Сразу же после концерта я поеду домой смотреть футбол, а потом - стирать до полночи. Мы поговорим о концерте в другой день.

- Хорошо, - соглашается Вуся, - ведь другой день это все равно сегодня.

Так она прочитала в Книге Книг: все что было — есть сегодня, а все, что будет — уже было. Не верить этому нельзя. Ведь скоро Пасха. И по городу уже расставили в витринах кур и петухов, а кое-где зайчиков, и разложили огромные прозрачные яйца с конфетами внутри.

Еще несколько дней, и девочки оденутся в одежду ведьм, и возьмут метлы, и будут летать вместе с мальчиками, которым родители нарисуют на лицах длинные полосы, как усы у котов, и разукрасят носы грязной краской.

Так они соберут больше конфет, ведь Пасха всего раз в году.

- Жаль, что не все понимают это, правда, Буся! Я вот сегодня наблюдала в трамвае молодую семью. Двое маленьких детей в шапках ушанках (холодно ведь) точные копии своего папы — африканца, видимо из Сомали, а маму я не разглядела. У нее голубые глаза, это все, что виднелось из щелочки в черной тряпке, которой она завесила лицо. И тряпка эта такая тонкая, как ей не холодно, ведь муж-то в куртке. А она, бедняга, такая худенькая, ручки бледные, белые-белые, от холода, наверно (ведь на ней, кроме тряпки, ничего и нет).

«Позоре» (извините - по-шведски) - говорит она своему мужу, переспрашивая что-то, а он тихим голосом наговаривает ей.

По всему видно, что вместе им хорошо и спокойно.

Но куры с петухами, и зайчики, и яйца с конфетами, а также девочки-ведьмы - это не их, нет.

Недаром министр миграции всю неделю публично извиняется, что-то он там сказал такого про новых шведов. Теперь прощения просит.

И еще показывали, что четверо мусульманок, которых судья удалил из зала суда за маскарадную одежду (они были в бурках), подали на него в суд. И выиграли 110000 крон.

- Какая разница, кто как одет, правда Буся! Но, почему-то, вот в фильмах Бергмана про это ни чего нет. Как-будто и не та страна.

Но Буся не слушает. Он - в образе. Он смотрит внутрь целлофанового мешка, шуршащего у него между ног. Там есть две конфеты с марципаном. Буся должен решить, когда их достать: сейчас, или в антракте.

Лучше в антракте, - решает Буся, и сразу же успокаивается.

Пэр и Ингрид рады встрече. У них абонемент на те же концерты, и места рядом. В антрактах и познакомились с Вусей, и даже понравились друг другу.

- Это мой друг - Буся, - обращается она к ним. Мы сегодня вместе.

- Здравствуй, Буся! Приветливое рукопожатие.

Буся в шоке. Он не ожидал. Но как-то быстро справился с ситуацией, и даже стал заглядывать через плечо Ингрид в программку, обсуждая с ней строчки в тексте.

В первом отделении - сочинение современника, шведа, где деструктивная модернистская музыка собиралась и скатывалась какими-то клубками в разных концах гремящего оркестра, и, то затухала под протяжным «О-О-О-О...!» хора, то разрывалась мыльным пузырем с хлопками и бульканьем.

Ингрид в упор посмотрела на Вусю:

- Ты можешь мне это напеть? Мелодию, ту что они сыграли? (это она так пошутила, конечно).

Хотя, в какой-то момент Вусе показалось, что это похоже на шлепанье капель воды в батареях отопления у Буси дома, так что знакомый, вроде, звук.

Во втором отделении играли Вагнера.

- Может быть, это аморально, но мне нравится Вагнер, он гениален. - сказала Вуся, когда они вышли в ночь из концертного зала, и Буся прижимал к себе велосипед, перемещаясь по главной улице, провожая Вусю до трамвая.

- Моя душа тоскует светлой печалью со звуками его музыки, и рвется ввысь, и побеждает недуги...

Буся притянул ее к себе за ворот куртки, и крепко прижал, так что металлический каркас велосипеда плотно впечатался им обоим в ребра.

- Увидимся в воскресение!

В трамвае напротив Вуси уселся человек в образе сторожа кочегарки. Был такой тип в 60-е годы прошлого столетия, питерская, в основном, интеллигенция, интеллектуалы, добывающие крохи на пропитание сторожами. Там же и писали свои нетленки долгими натопленными ночами. При этом вид непременно запущенный, неухоженный – измождено-утонченное лицо в очках, тонкие пальцы рук, не знающие физического труда, длинные волосы в конский хвост, узкая шапочка-самовязка на затылке, и задумчивость во взгляде: уход в себя, надрыв и вопль души, надменность и холодность.

Теперь они как-то часто встречаются в трамваях. Но никакой связи, с теми, конечно, просто в образе.

По дороге домой Вуся покупает в овощном «Поскмусс» (традиционный в Швеции сезонный к Пасхе напиток в виде Кока-Колы). Буся придет завтра на обед.

Знакомая по перешучиваниям кассир Эленор приветливо наклоняет выбритую до синевы голову с островком волос посредине: «12 крон».

Вуся пересчитывает мелочь в кошельке. Кажется, не хватает одной кроны.

- Сколько? - хотела спросить Вуся.

Но вместо «сколько» вдруг сказала:

- Что ты имеешь в виду?

- Что я имею в виду? - смеется Эленор, - 12 крон за «Поскмусс». А ты что имеешь в виду?

И так они радостно хохочут, пока не понимающий тонкостей шведского языка мужчина арабского вида смотрит на них по ту строну кассы, ему просто надо заплатить за шампунь, а почему они смеются?

- Глад Поск! - говорит Эленор. (Счастливой Пасхи - по-шведски).

Совсем не имея в виду, что кто-то там воскрес.