Нам не дано предугадать…

Вагон мерно покачивался и позванивал на стыках, мелькали столбы, мерно отсчитывая секунды уплывавшего времени.

Появлялись и пропадали озера, дороги, деревни, деревья, целые леса.

Когда поезд проходил по мосту, внизу можно было увидеть водную гладь, которую не беспокоили никакие человеческие страсти.

Она мерно и неслышно стремилась куда-то в только ей, реке, известном направлении.

Иногда появлялась бойкая неспокойная речушка, следовавшая некоторое время паралллельно с поездом, потом она резко сворачивала в сторону и исчезала, наскучив неинтересным соседством.

Вглядываясь в мелькающий пейзаж за окном, Лиза вновь удивлялась тому, что каждый раз заново открывает для себя красоту природы, картины которой меняются в раме окна, как в кино. И в нем нет ничего искусственного и показного, и каждый кадр вызывает какие-то воспоминания детства или юности - веселые или грустные.

Почему-то больше всего тревожили душу неясные картины далекого раннего детства, даже не картины, а их обрывки, всплывавшие в памяти при виде деревьев, стоявших в воде.

С замиранием сердца она пыталась задержать воспоминания и вглядеться в них, но не успевала.

Шестилетний Игореха спал на верхней полке, утомленный массой новых впечатлений, включавшей покупку вареной картошки и соленых огурцов у бабулек на остановках, что составляло чуть ли не главную радость путешествия.

Поезд остановился на какой-то промежуточной станции - небольшой, по-видимому, потому что скоро тронулся, но за это время в купе зашла женщина средних лет, с отрешенным, как отметила про себя Лиза, лицом.

Рассеянно поздоровалась, проверила место и села у окна напротив Лизы.

Поезд шел, они обе смотрели в окно, и вдруг женщина начала говорить, Лиза даже вздрогнула от неожиданности.

Она как будто продолжала диалог с собой…

Или монолог – Лиза не могла определить…

Женщина стала рассказывать.

Они с самого рождения разные – мои девочки. Старшая - попроще, мягкая, нежная с ярко выраженным творческим началом.

Еще сидя в кроватке, совсем крохой, она просила включить танго, узнавая его среди других музыкальных произведений, которые ей приходилось слышать. И взрослые поражались - как такая маленькая уже различала жанры.

Младшая – упрямая, настойчивая, всегда добивалась того, чего хотела. С раннего детства верховодила среди сверстников, начиная с младшей группы детского сада, всегда была лидером, нередко вовлекая других детей в какие-либо проказы.

Так, однажды, получив на завтрак селедку и через какое-то время захотев пить, она, не обнаружив воспитательницы, проявила инициативу: взяла кружку и набрала воды из аквариума, где к счастью в этот день сменили воду.

Она напилась не только сама, но и напоила всех остальных детей. Молоденькая воспитательница, успевшая к концу «мероприятия», чуть не упала в обморок и с ужасом ожидала результатов, боясь рассказать кому-нибудь.

К счастью никто из детей не заболел, но история еще много лет переходила из уст в уста.

Она была очень красива: большие темные глаза на тонком лице даже в раннем детстве выделяли ее из толпы детей, каждый из которых был хорош по-своему.

Я приходила за ней в сад, и воспитательницы – совсем еще молодые девчонки, показывали мне отдельный столик, где сидели две самые красивые девочки, в том числе и моя дочка, и говорили гордо - вот цвет нашего детского сада…

Забавлялись по молодости лет глупые девчонки…

А мне льстило – я ведь сама была не намного старше.

Я шила им одинаковые платья, устраивала дни рождения с большим количеством гостей, маленьких и шумных, и каждый раз наблюдала, как по-разному они ведут себя и как по-разному воспринимают их дети.

Старшая играла со всеми детьми и пыталась дружить с каждым, вела себя, как радушная хозяйка, которая хочет угодить гостям, а младшая равнодушно взирала на гостей и принимала снисходительно как подарки, так и стремление угодить ей.

Было забавно наблюдать за картинами, пока они были маленькими, я и сама была не очень взрослая и не понимала еще, что уже закладывается характер моих дочерей.

И выросли они разными.

Старшая - мягкая, эмоциональная, добрая, последнее с себя снимет и отдаст, а младшая – жесткая, властная, умная.

Выросли непохожие друг на друга внешне, и каждая красива по-своему.

Помню, как однажды я повела их в театр в большом городе.

В вечерних платьях, перчатках, красиво причесанные, совершенно разные, они произвели фурор.

И как же я была горда красотой своих девочек и как по наивности думала, что красота – необходимое условие счастья.

Я хотела, чтобы они учились, получили высшее образование, и когда у старшей появился первый мальчик, первая любовь, я сделала все, чтобы их разлучить, совершив все мыслимое и немыслимое.

Он ушел в армию, дочка закончила школу и поступила в институт, проучилась год и бросила.

С легкостью поступила в другой - и опять бросила.

Работала...

Какие мужчины за ней ухаживали – я о таком и мечтать не могла, а она - равнодушно принимала ухаживания, расставалась, так и не полюбив никого.

Я упрекала ее, что так легко растрачивается все то, что дано ей от природы - способности, красота.

Она ничего не говорила, ни разу не напомнила о том, что я сделала.

Я знала, что через 15 лет она встретились с тем первым мальчиком, у него тоже не сложилась жизнь - два брака, двое оставленных детей…

И ни один из них меня не упрекнул…

А сейчас я еду со свадьбы.

Моя старшая вышла замуж. Ей уже 35, надо иметь семью, детей.

Красота поблекла, блестящих мужчин уже нет рядом, и когда я увидела ее никчемного избранника, мне захотелось закричать и зарыдать на весь мир – неужели это все, чего достойна моя девочка?

Наверное, я бы так и сделала, если бы не мысль: а не я ли главный виновник случившегося?

И как горькое оправдание – мысли о младшей, которая все всегда делала по-своему, вышла замуж, даже не спросив благословения родительского, просто поставила перед фактом, и, тем не менее, тоже несчастлива. Только по-своему…

И тогда кто виноват больше: я со своей родительской любовью и представлениями о счастье детей, или Судьба, расписанная заранее кем-то сверху?

Женщина замолчала, глядя в окно, и Лиза тоже не находила слов, ошеломленная ее исповедью, понимая, что стала частью известного явления: человек не в силах справиться с ситуацией, выплескивает все наболевшее случайному попутчику, которого больше никогда не встретит и во мнении которого в общем-то не нуждается.

Просто кто-то должен слушать, хотя говорит он сам с собой и вопросы, на которые нет ответа, задает тоже самому себе.

Поезд остановился, женщина очнулась от мыслей, посмотрела в окно и, прочитав название станции, встала, взяла небольшую сумку - весь свой багаж, и вышла, все также отрешенно глядя перед собой и даже не попрощавшись с Лизой…

…Проснулся Игореха и, свесив вниз лохматую голову, попросил пить.

Лиза встрепенулась, отгоняя от себя только что услышанное, и, протягивая стакан с водой сыну, глядя на его заспанную мордаху, вдруг начала произносить слова на ходу придуманной молитвы, в которой среди прочего было - Господи, научи, направь меня, если уж не помочь, то хотя бы не навредить моему ребенку…