Вчера была война

Море, огромная масса воды, волна ласково покачивает... При мысли о бездонной глубине замирает сердце и холодеет в груди…

Сколько себя помня, Люська любила воду: «в ушате, в корыте, в реке, в ручейке…» - всегда в самые тяжелые моменты жизни в воде ей становилось легче, на минуту оставляли заботы, легко вдыхалось, и казалось, что все образуется, появится решение, и все опять пойдет своим чередом.

Наверное, сказывался знак Зодиака - Рыбы: в воде жизнь для нее приобретала какие-то новые краски, и лучше отдыха, чем купание в море, Люська себе не представляла.

Умудрившись за жизнь поплавать в Белом, Черном, Каспийском морях, а потом уже – в Мертвом и Красном, Средиземного моря она боялась из-за течений и водоворотов, пока не открыла для себя это место на Севере Израиля.

Прекрасный пляж, огороженный природным каменным волнорезом, плоские камни, уходящие далеко в море, с них так удобно ловить рыбу или наблюдать заход солнца.

Волны набегают на камни, растекаются, насколько хватит сил, солнце медленно опускается за горизонт, меркнет его свет, Люська следит за солнцем, вместе с ним провожает ушедший день.

Необъятный простор моря, неба, земли, запах водорослей, соленой воды – все вместе навевают мысли о вечном, бесконечном…
А впереди еще целая неделя этого бесконечного моря, неба, солнца.

И не надо спешить, смотреть на часы, можно позволить себе делать только то, что хочется, как будто впереди вечность.

Вот только спина болит.

И ничего нельзя сделать.

С утра почувствовав боль, Люська дает себе слово двигаться осторожно, не делать резких движений, поворачиваться неспешно – мгновенно вспоминается все, что говорил врач.

На пляже почти пусто.

Она осторожно садится в низкое кресло, откидывается назад и, блаженно прикрыв веки, вытягивает ноги, погрузив ступни в горячий, нагретый солнцем песок, предается плавно текущим мыслям ни о чем.

Какие-то звуки привлекают внимание, она чуть приоткрывает глаза и видит прямо перед собой, в трех метрах от берега, молодого парня, который разговаривает с маленькой дочуркой, сидящей в плавательном круге для детей в виде ладьи, похожей на лебедя.

Люська умиляется про себя и снова прикрывает веки, но через секунду, как будто кто-то ее толкает, открывает глаза и видит в ужасе, что ребенок, которому по всей видимости нет и года, ухватившись руками за шею резинового лебедя, почти полностью погрузился с головой в воду, а его беспечный отец, не видя этого, плывет в трех метрах от него, все удаляясь и удаляясь.

Неведомая мощная волна срывает Люську с кресла и, пролетев по воздуху, она оказывается в воде.

Перед глазами темное пятно, а в центе пятна - наклонившаяся фигурка ребенка, медленно-медленно уходящая под воду.

Через мгновение Люська приходит в себя и видит, что она держит ребенка в руках, пластиковая ладья отплывает от них, ребенок – маленькая девочка 10-11 месяцев от роду, не успев испугаться, таращит на нее черные маслины–глазенки, а отец, бешено загребая воду, подплывает к ним, и глаза у него такие же черно-маслиновые и полны ужаса.

Люська выходит с ребенком на берег, почему-то она ничего не слышит, в уши как будто набита вата, отец выскакивает вслед за ней и пытается взять девочку, но Люська не отойдя от шока, не понимает и не отдает.

Он что-то говорит, Люська ничего не слышит, потом слух постепенно возвращается, она начинает кричать на него на иврите и от пережитого ужаса даже не понимает, что он отвечает ей на русском.

Как потом оказалось, парень-израильтянин сносно говорил по-русски, много лет проработав в гостинице с русскими туристами.

Наконец, он уходит с девочкой на руках, и Люська без сил опускается в кресло, ее начинает бить дрожь, не спасает ни палящее солнце, ни раскаленный песок.

Заходить в воду нет никакого желания, и она, с трудом поднявшись, складывает вещи собираясь вернуться в гостиницу, и видит идущего по направлению к ней незадачливого отца.

Он подходит и, смущенно отводя глаза, начинает что-то говорить, мешая иврит с русским, что-то объясняет, благодарит и извиняется.
Люська смотрит на него молча, страшная усталость давит на плечи, ей жалко мальчишку, злость на его беспечность давно прошла, болит спина, хочется лечь и забыть обо всем.

Она молча поворачивается и идет к выходу, он проходит следом за ней еще несколько шагов с виноватым видом и отстает.

В номере она принимает таблетку от боли и, блаженно вытянувшись на прохладных простынях, засыпает.

Какие-то обрывки снов посещают ее, все перемешивается: страх, радость, облегчение и, просыпаясь, она чувствует слезы на щеках.

Всю неделю мальчишка-отец, встречаясь с ней, здоровается, смущенно глядя в сторону.

Люське становится уже смешно, хочется сказать ему что-нибудь теплое, вроде - с каждым может, но при воспоминании о случившемся снова холодок проходит по спине, и она ничего не говорит.

А в последний день звучит сирена, предупреждающая о возможном обстреле – операция, которую армия проводила на юге страны, эхом отозвалась и на севере.

Люська знала, что так может быть, и все равно растерялась и от испуга забыла, куда бежать прятаться.

Она выскочила из номера, бросилась вниз по лестнице, ничего не видя, выскочила на улицу, растерянно глядя по сторонам по сторонам, и вдруг почувствовала, как сильные руки развернули и подтолкнули в сторону убежища, и низкий мужской голос произнес:

- Влево, вниз, по ступенькам.

Люська оглянулась, чтобы поблагодарить, и узнала своего незадачливого знакомого мальчишку-отца .

Она даже улыбнулась, но тут же осеклась: на нее, не узнавая, смотрел взрослый, серьезный, много повидавший на своем веку мужчина, исполняющий привычную для него работу – спасение растерявшихся людей в ситуации, которая для него была, по всей видимости, привычной.

И что-то еще такое было в его взгляде, некая обращенность в прошлое, и такая невысказанная боль, что Люська невольно съежилась, почувствовав себя маленькой и слабой рядом с ним.

На следующий день она уезжала.

Уже подходя к такси, стоявшему у входа в гостиницу, увидела своего знакомого с дочкой на руках.

Он опять был смущен и юн, и Люська никак не могла совместить в своем сознании его вчерашнего с тем, каким он был сегодня, и от этого тоже смутилась, и в ответ на его слова благодарности и пожеланий не нашлась, что ответить, и только крепко поцеловала их обоих, скрывая непрошеные слезы, навернувшиеся на глаза.

Слезы продолжали литься, и сквозь них, как сквозь дождь, заливающий оконное стекло, она еще долго смотрела на удалявшуюся фигуру мужчины, крепко прижимавшего к себе ребенка и махавшего ей вслед.